Городская квартира. Звучит песня. Заходит Борис Альбертович. В руках небольшой старый чемодан. Снимает куртку. Ставит на стул чемодан.

БОРИС АЛЬБЕРТОВИЧ. Отец очень любил эту песню. И всегда говорил, что ему много чего жаль оставлять на этом свете. Среди них и хорошие, задушевные песни. (Ищет жену и дочь). Надя! Надя! Не дома что ли она? Марина! Доченька! И ее нет? Куда это они в праздник ушли? Не ждали что ли меня? Говорил же им, что сегодня вернусь. Недолго в поселке побуду. Только... Неужели надолго ушли куда-то? (Трогает чайник, который стоит на столе). Еще не остыл. Недавно, видимо, ушли. Магазины что ли обходят? Им бы только по магазинам ходить. Не думают, что я могу приехать. (Садится, думает). Что-то не идут. Может, надолго ушли. (Греет чайник). Хоть чай попьем. В честь праздника, может быть, и горькую попробуем. Немножко. С отцом посидим. (Приносит на стол хлеб, две стопки. Наливает водку. Подумав, приносит фотокарточку отца, ставит на стол). Одному как-то нехорошо пить. Отец пусть с фотокарточки на меня смотрит. (Ставит возле фотокарточки одну стопку. Наливает в стакан чай. Ставит рядом. Режет хлеб и на стопку ложит кусок). Вроде, достаточно. Даже ведь не знаю, как покойников причащают. Не обижайся, отец, если что-то забыл. Маму тоже позови. Она теперь тебе ближе. Втроем отпразднуем день Победы. Скоро, может, сноха ваша и внучка придут. Снова впятером будем. Хотя, вместе мы не часто собирались. Может, раз пять всего. Все некогда было. Когда живы вы были, так и не смогли часто к вам наведываться. Все дела да дела. Конечно, можно было чаще приезжать к вам. Если бы заранее знать, что так плохо на душе будет без вас. Да вот не думали тогда об этом. Даже не догадывались. Все казалось, что вы вечно жить будете, успеем еще к вам приехать. Все ждали, когда посвободней будем, чтобы можно было подольше у вас побыть. А время то летит... Надолго так и не смогли приехать. Не обижайтесь за это на нас. Сегодня, и то, отец, из дома уехать поторопился. Сорок дней со дня твоей смерти. Как раз в день Победы пришлось твою душу проводить. В твой самый дорогой праздник. Ведь еще не забыл я, какой ты в этот день всегда грустный был. Так и мне тяжело на сердце сегодня. Как и тебе, видимо, было. И даже изрядно выпивший был ты в этот день. Хотя этим ты не сильно увлекался. Помню, сидел выпивший и грустно глядел на улицу, где народ веселился. Сам, почему-то, никогда к ним не выходил. Наверное, в одиночестве хотел своих фронтовых друзей вспоминать. Тех, которые сложили головы на войне. Поэтому и очень грустный становился. (Сидит. О чем-то долго размышляет). Ну что, Альберт Робертович! Родной, любимый мой отец, выпьем-ка мы с тобой в честь этого большого праздника. (Чокается со стопкой, поставленной для отца, и выпивает). Мама, я тебе не налил. Ты ведь совсем не пила. Но отца в этот день никогда не упрекала за то, что напивался. Наверное, понимала, что так он свои воспоминания хочет утопить. В праздники, конечно, принято веселиться и смеяться. В детстве, я помню, в нашем поселке несколько фронтовиков проживали. Но никогда в день победы не видел, чтобы они веселились. Пить - выпивали. Разговаривали, спорили. Но чтобы громко смеяться и веселиться - этого не припомню. Ты, отец, от них не отличался. Даже к ним не примыкал. Дома сидел. В семье отмечал. Вот и мне сегодня тоже хочется дома отметить. С вами посидеть. Мама к тебе в этот день очень внимательной была. Ласковой. Хотя она тебя всегда боготворила. Но в день Победы - особенно. Рано вставала, шанежки пекла. С картошкой. Потом праздничный стол готовила. Садились друг против друга и молчали. Ты, отец, себе водку наливал. Маме никогда не предлагал - все равно откажется. И молча выпивал. Тогда я еще не понимал, как тяжело тебе было на душе в этот день. Ведь много друзей твоих сложили головы на войне. Видимо всех перед глазами представил. Какое же веселье при этом. У кого улыбка появится, когда погибших друзей вспоминаешь. Теперь я тебя очень хорошо понимаю. А тогда нет. Потом ты, бывало, посадишь меня на колени и нежно-нежно обнимаешь. Я прижимаюсь к тебе и начинаю спрашивать, почему ты медали на грудь не повесил? Как отец у моего друга Васи. Он в этот день всегда с медалями ходил. В пиджаке, на котором висели множество медалей. А ты отвечал, что нет у тебя наград. Не заслужил. Как это не заслужил? Ты же такой большой, сильный и смелый. Я же видел, как ты на нижнем складе с бревнами справлялся. Почему отец Васи заслужил? Он же ростом тебе всего до плеч. Ты только гладил меня по голове и оправдывался, что недолго успел воевать и поэтому не заслужил. Ранили тебя. Я все просил, чтобы ты рану показал. Хотя в бане не раз видел большой шрам на спине. Тогда мама встревала в наш разговор. Не в медалях, мол, жизнь. Не на них она держится. Мне, конечно, непонятно все это было. И даже обидно. Отец Васи медалями звенит, а ты, мой любимый отец, ни одной не имеешь. Дружок мой не раз дразнил за это. Твой отец, мол. Даже не воевал. А мой, говорит, смелый был, и вот столько медалей заслужил. А если Васин отец выпивший был, то легонько бил сына по затылку. И приговаривал, чтоб Робертовича не обижал. Таких мужиков, мол. Еще надо поискать. Тебе, мол, сопляку надо научиться иногда язык за зубами держать. Вася заплачет, не понимает, за что его по затылку двинули. Тогда и его отец тоже прижимал сына к себе. И при этом как-то по особенному глядел на меня. Как будто хотел что-то сказать, но не смел. До сих пор я помню этот взгляд. Хотя отца Васи давно уже нет в живых. Да-а-а. Все тогда непонятным мне казалось. Маленький ведь еще был. Не обижайся, отец. Что я тогда тебя о медалях выпытывал. Не были их у тебя - ну и что из этого. Теперь я понимаю, что не всем они достались. Не все успевали их получать. Многие в первом же бою сложили головы. Откуда таким медали и ордена? Некоторые, как и ты, ранения получали в первых боях. Не успели они свою храбрость показать. Если бы ты подольше воевал, то не один орден бы заимел. Я тебя знаю. И понимаю... (Снова наливает себе и чокается со стопкой отца. Пьет). Хватит на сегодня. Отметили с тобой праздник, и достаточно. Так посидим. Своей семьей. Пусть народ на улице гуляет. Сноха твоя, Надя. Тоже куда-то ушла. Внучки Марины тоже нет дома. Не обижайся на них. Они ведь не знали, во сколько я приеду после проводов твоей души. (Встает. Ходит по комнате. Подходит к чемодану, смотрит на него). Не знаю, слышите ли вы меня, но все же скажу, что насовсем я оторвался от нашего поселка. Хотел даже наш дом продать, но кто его купит? Разве что для дачи только. Но больно уж далеко от города. Никто туда ездить не будет. И мы тоже. Так и оставил наш дом. Если кто-то надумает жить там, то пусть живет. Из ваших вещей и мебели многое людям отдал. Кое-что продать удалось. Может быть, больше и не зайду в наш дом никогда. На ваши могилы буду приезжать. И обратно сюда. Если на ночь останусь, то переночевать есть где. Друзей полно. Только вот чемодан этот с собой взял. Я его с детства помню. Видать, что-то очень ценное ты там хранил. Несколько раз замечал, как ты тайком вытаскивал его откуда-то и ставил перед собой. И смотрел на него. Долго-долго. Потом открывал и снова смотрел. Мне было очень интересно, что там внутри. А ты замечал, что я гляжу на тебя, и быстро закрывал. Я упрашивал показать, что ты там хранишь. Но ты только молчал. И иногда не говоря ни слова, брал его и выносил обратно. Я даже боялся за тобой пойти, чтобы проследить, куда ты его запрячешь. Хорошо, видать, прятал. Прости, что я часто в детстве искал этот чемодан. И никогда не находил его. Больно уж хотелось знать, что ты там держишь. А теперь вот нашел. Поэтому только его и привез домой. Там даже не открывал. Хотелось дома открыть его, чтобы узнать, что внутри. Прости за любопытство. Знаю, что что-то очень ценное для тебя лежит внутри. Поэтому и не стал я оставлять чемодан в нашем поселке, в нашем доме. С собой взял, чтобы о тебе он напоминал. Теперь вот смотрю на него и волнуюсь. Как в детстве хочу посмотреть вовнутрь. Помнишь, как я тебя упрашивал показать мне, что у тебя там. А ты всегда говорил незачем, мол, знать. Я хныкал, как это, незачем? Может, там очень красивые игрушки. Нет, мол. Не игрушки. Для памяти кое-что храню. Покажи и мне эти кое-что. Ты гладишь меня по голове и улыбаешься, но чемодан не открываешь. Не забыть мне никогда эти моменты. Не обижайся, отец, но сейчас я открою его. Действительно очень знать хочется, что ты там хранил. Пусть и мне этот чемодан будет таким же дорогим. Как и тебе. Всю жизнь буду хранить. Только посмотрю, что там. Прости, отец. (Снова берет в руки чемодан. Опять ставит на стул). Неудобно как-то. Чего же ты там хранил? Что ты никак не хотел мне показывать? Вроде бы очень легкий он. Значит, не золото держал. Не драгоценностями любовался в одиночестве. (Пробует открыть). На замке что ли? Ключ, видимо, в поселке оставил. Не заметил я его. (Снова пытается открыть. Не может). Потом открою. Если не смогу, то замок придется взломать. При Наде уже придется это сделать. Чтобы вместе с ней посмотреть. (Садится за стол). Отец, если бы ты знал, как скучно мне сейчас без вас! После смерти мамы ты всего полгода и продержался. Скучал без нее очень. Вот и... торопился к ней. Приглашали тебя к нам жить перебраться, не согласился. От Августы, мол, я никуда не уеду. Даже на день ее одну не оставлю. И даже ведь в гости не приезжал. Если бы приехал, то с нами веселей бы тебе было. А когда я тебя хоронить приезжал, то обижайся хоть нет, а стоя перед твоим гробом в первую очередь себя жалел. Конечно, вас с мамой тоже жалко. Но себя жалел сильнее. Как же я буду без вас дальше жить? Ведь никого близких не осталось на этом свете. К кому я буду приезжать? Не будет мне вас хватать. Не обижайтесь за это. Что себя жалею. Действительно очень тяжело без вас. Если бы вы были живы, мне бы легче было. Грела мысль, что есть куда мне приехать. Есть родители, которые любят меня и всегда ждут. А я, дурак, не понимал этого раньше. Очень редко к вам наведывался. Теперь уж что сделаешь? Не вернешь. (Думает о чем-то). Еще раз попробую открыть. Может, там что-то такое лежит, что мне даст хоть немного успокоения. (Пытается открыть чемодан. Не может. Приносит ножик и пробует открыть им. Тоже не открывается). Придется взломать. Не обижайся. (При помощи ножа открывает. Медленно поднимает крышку, внимательно смотрит вовнутрь). Какие-то бумаги. Очень уж старые. Пожелтели от времени. Стопкой лежат, веревочкой обвязаны. Какие бумаги, отец, ты от меня прятал? Какие записи? (Вынимает стопку старых писем). Почему же? (Садится и смотрит на стопку бумаг). Развяжу и посмотрю. Теперь уже можно. Тебя здесь нет. Не будешь же ты на меня сильно за это обижаться. Как будто ведь тайком от тебя это делаю. (Развязывает, берет верхний листок, смотрит). Какое-то письмо. Треугольником отправлено. Во время войны такие были. Когда-то в музее видел. (Начинает читать). В Вологодскую область кто-то письмо это написал. Посмотрю. Кто. Вот и обратный адрес: Коми АССР, Усть-Куломский район, от Игушевой Августы Михайловны. Это же моя мать. Почему Игушева. Это же фамилия отца. Одинаковые фамилии что ли у них были? Кому это письмо мама писала? В Вологодскую область? Какие-то цифры здесь. Вот и фамилия. Крайн Альберту. Кто он? Этот Альберт Крайн? Моего отца тоже Альбертом звали? Почему мама ему это письмо написала? Почему отец его тайком хранил? Может, мама тоже знала о чемодане. Конечно, знала. Про что мама писала этому Крайну? Прочитать что ли? Как-то неудобно чужие письма читать. Но ведь мама писала. Родной мне человек. (Начинает читать). Здравствуйте, Альберт! Вы, наверное, уже забыли меня. Может, и нет еще. Адрес свой ведь вы мне дали. В карман фуфайки засунули. Не хотела ведь вам писать. Но что-то внутри зашевелилось. Сердце просит написать. Вот и теперь оно бьется, стучит в груди. Даже щемит. Пишу. А перед глазами ваше лицо. Вижу ваш ласковый взгляд, грустную улыбку... И голос ваш слышу. Как вы, вспоминая слова, коверкая язык, пытались сказать мне по-русски ласковые слова, добрые пожелания... И умоляли, чтобы я написала вам письмо. Не забывала вас. Хотела ведь забыть вас и вот не смогла. Сегодня мы хлеб молотили. С раннего утра. Только дети и женщины. У нас ведь в деревне мужиков не осталось. Только бригадир Петр Константинович. Он раненый. С одной рукой. Видели бы вы, как женщины на гумне молотят. Будто всю свою злость срывают на снопах, что уже третий год тянется эта проклятая война. К вечеру сильно устали. Казалось, что все силы из нас ушли. На скудной еде и так сил нет. Здесь цепями надо бить. Потом кто-то из женщин крикнул, что снопы - это, мол, немцы. Вот они, проклятые враги под нашими ногами лежат. Давай побьем их за наши слезы, за наше горе. Видели бы, с каким остервенением стали бить цепями бабы! Откуда только силы взялись у них?!. Я за ними погналась. Как начала бить по снопам. И вдруг руки как будто онемели, застыли. Показалось, что вместо снопа вы на земле лежите. А я изо всех сил бью вас. А сноп будто плачет от боли, завывает... (Перестает читать). Действительно, что ли мама так гладко пишет? Вроде бы даже при разговоре она старалась быть сухой. Немногословная она была. А вот какие слова какому-то Альберту Крайну написала. (Читает дальше). Поэтому я стала бить по снопам легонечко, чтобы только вид делать. А то бригадир накажет. Как будто боялась делать вам больно. Что это со мной происходит, думаю? Еле конца работы дождалась. С ума можно сойти. Бегом домой прибежала и сразу же начала писать вам это письмо. Неужели с вами что-то случилось? Ведь сильно я вначале по снопу-то била. Неужели вам больно было? Неужели несчастье какое-то случилось? Ради Бога, берегите вы себя. Вы же меня от смерти спасли. А я вам вон как ответила... Не укоряйте вы меня за это. Что на душе, об этом и пишу. Очень хочется излить все душевное состояние на бумагу. Узнать, как вы живете. Не случилось ли с вами какое-то несчастье? Сердце не на месте у меня. По вас беспокоится. Берегите себя. Сухона ведь капризная река. К осени вода холодная. Не простудитесь на сплаве. Конечно, вам приходится делать все, что скажут, но все же берегите себя. Как-то пытайтесь, чтобы ноги не промокли. Заболеете. Хотя трудно вам от всего уберечься, военнопленным. (Снова перестает читать). Какой-то военнопленный этот Крайн. Ну и мама! Даже не смог о таком подумать. Альберт, Альберт. Что-то и мне на сердце вдруг тревожно стало. Кто он? Может, пойму, как до конца письмо прочитаю. (Читает). Альберт, ради Бога берегите себя! Вы тогда, как и я промокли в весенней воде, но быстро на ноги встали. В другой раз сможете сильно простудиться, заболеть. Приехав домой, я рассказала маме про свое купание на Сухоне и как вы спасли меня. Она сильно стала вас благодарить. Только не посмела я ей вначале сказать, что пленный немец меня спас. (Перестает читать). Пленный немец?! Река Сухона?1 Никогда мама об этом не рассказывала. Как это она на эту Сухону попала? Когда? Пишет, что третий год война идет. (Читает дальше). Я ведь тогда утонула бы. Ноги проскользнули и даже не заметила, как в воде оказалась. Весенняя Сухона быстротечная. Я плавать не училась. Ноги до дна не достают. Течение подхватило меня и потянуло на середину реки. Кричу. Подруги по берегу бегают. Никто в холодную воду броситься не смеет. На то место, где вы работали, понесло меня. Вы ведь поблизости от нас лес сплавляли, вниз по течению. Солдаты, которые вас охраняли, тоже не осмелились в воду зайти. Только вы бросились в холодную воду и спасли меня. Подтащили к берегу. После подруги рассказывали, что конвоиры даже винтовки на вас наводили. Видать, испугались, что вы на тот берег переплывете. А вы меня вытащили на берег и так ласково улыбнулись, что я только тогда успокоилась. Такую улыбку я никогда еще не видела. Хороший вы, Альберт. Человек. Плохой человек так никогда улыбнуться не сможет, как бы ни старался. Эта улыбка, ваш взгляд, всегда перед глазами. Спасибо вам большое!!! Даже мама хотела вам письмо послать, поблагодарить. Пришлось рассказать, кто вы. Ничего не сказала, но письмо не написала. Не обижайтесь за это на нее. Война у нее двух братьев забрала. Вот написала вам, и сердце чуточку успокоилось. Не знаю, дойдет ли до вас мое письмо. Может быть, вас уже на другое место перевели. (Снова перестает читать, кладет письмо на место). Никогда ведь она об этом не рассказывала. Как это она в Вологду попала? Погоди-ка! Про какую-то трудармию мама говорила. С улыбкой рассказывала в детстве, что меня, мол, тоже чуть на фронт не забрали. Только шинели подходящей не нашлось, поэтому в трудармию попала. А в каких местах была, так и не рассказывала. Непонятно все как-то. Может, второе письмо прочитать? Прояснится хоть. Почему отец так хранил мамино письмо? Даже мне не показывал. (Берет другое письмо). Коми АССР. Усть-Куломский район. Августе Михайловне Игушевой. От Альберта Крайна. И снова какие то цифры. Из Вологодской области отправлено. (Начинает читать). Здравствуйте, Августа! Пишет вам Альберт. Вернее не пишет, а диктует. Я ведь по-русски плохо даже еще разговариваю. Куда там писать. Никак не выучу язык. Пришлось нанять одного, чтобы тебе под мою диктовку письмо написал. Если ответишь. То второе письмо уже сам напишу. Буду учиться писать по-русски. Как получил ваше письмо, мне стало очень легко. Почувствовал себя самим счастливым человеком на земле. Один человек тайно показал мне карту, чтобы посмотреть, где ты живешь. Усть-Куломский район вроде бы не так далеко от места, где мы находимся. Если судить по карте. Значит, погода у нас почти одинаковая. У нас время к осени покачнулась. Все еще по Сухоне лес сплавляем. Рядом тоже девушки работают. Я бросаю свой взгляд на них, мысленно хочу вас увидеть. Но напрасно. Из головы никак не выходят моменты наших встреч. Не так много нам удалось поговорить. Но слышу ваш голос, дыхание... И очень сильно скучаю. Хотя понимаю, что никогда с вами не увижусь. А так хочется снова встретиться, посмотреть в ваши голубые глаза. Может я ненормальный, но мысленно хочу вернуть те дни, когда вы работали рядом с нами. Когда вы, после купания на весенней Сухоне поправились и снова появились на работе. А потом подошли ко мне. Даже конвоиры разрешили нам поговорить. Какая-то бездонная нежность, бесконечное чувство благодарности было в вашем взгляде. Разве такое забудешь? Разве не захочешь, чтобы это повторилось? Августа, я даже несколько коми слов выучил. Один из конвоиров вашим земляком оказался. Он научил. "Пуксьы да ваксьы". Садись и смейся- так это звучит по-русски. Так ли это? Не знаю, как дальше моя жизнь пойдет. Мысленно жду конца войны. Тогда, может быть, многое чего изменится в моей жизни. А пока... Если, конечно, живой останусь. Августа, я вашу маму прекрасно понимаю. За то, что она потеряла двоих братьев, и я виноватым чувствую. Я всегда был против войны. Но от судьбы не спрячешься. Ненавижу тех, которые хвастаются наградами. Что наши, что ваши. Боевые награды даются за смерть других людей. Это уже не подвиг, а преступление перед человеком. Я рад. Что не успел даже выстрелить. При подходе к фронту нас бомбили. Осколок снаряда попал мне в спину, и я потерял сознание. Мне повезло. Добрые люди подобрали мня, раненного. Такие же хорошие люди вылечили. И вот я уже второе лето сплавлял лес по Сухоне. (Положив письмо в сторону встает. Ходит по комнате. Подходит и быстро начинает перебирать письма. Ищет что-то). Это от мамы! Этот от того немца! Долго же они переписывались! А это что? (Берет какую-то бумагу) Свидетельство о разрешении брака. "Разрешить вступить в брак Альберта Робертовича Крайна с Августой Михайловной Игушевой." Не может этого быть!!! (Бросает бумагу). Что же это такое?! Что?! (Ходит по комнате. Подходит к чемодану и продолжает искать. Находит нужную бумагу. Читает). Свидетельство о браке. Альберт Робертович Крайн. Немец. Августа Михайловна Игушева. Коми. Брак зарегистрирован. Альберт Робертович Крайн берет фамилию жены. Становится Альбертом Робертовичем Игушевым. Ну, черт!!! Действительно что ли так?! Печать имеется. Все на месте. В Усть-Куломском районе расписались. Как он, этот Крайн, туда попал?! Неужели он мой отец?!
Борис Альбертович не знает, что делать. То к столу подойдет, то бумаги из чемодана переберет. Снова к столу подходит и наливает себе водку. Посмотрев на фотокарточку отца, не стал даже чокаться с его стопкой. Выпивает.
БОРИС АЛЬБЕРТОВИЧ. Как мне теперь дальше жить?!
Заходит Надежда Павловна. Борис Альбертович растерянно смотрит на нее. Потом на чемодан. Не знает, что делать дальше